Пресс-центр

— Сейчас в СМИ активно обсуждается, что появился некий тренд на деприватизацию. Действительно ли это так?

— На практике есть два понимания термина «деприватизация» — обывательский и юридический. В обывательском значении это иски Генеральной прокуратуры, направленные на изъятие частной собственности и передачу ее в публичную собственность. Как правило, все эти иски заявлены в отношении предприятий, которые связаны с обороной и безопасностью, энергетикой, а также транспортной инфраструктурой. И есть отдельная группа, буквально три-четыре иска, в отношении других активов. Мне как юристу не очень понятно, почему эти иски были предъявлены и для чего это было сделано. Есть дела против холдинга «ГК “Покровский”» в Краснодарском крае, целлюлозно-бумажного комбината, цементного завода. Эти компании явно никак не связаны с оборонной промышленностью и безопасностью страны.

— Какое количество исков сейчас находится на рассмотрении судов?

— Из открытых источников нам удалось узнать о 14 исках, хотя на самом деле их больше, поскольку сложно выявить дела, рассматриваемые в судах общей юрисдикции. Кажется, что в масштабах всей страны это немного, однако это не так, поскольку каждый спор сопряжен с изъятием крупных предприятий. Опасение вызывает не количество дел, а формирование определенного тренда и масштаб последствий каждого отдельного случая. Если эта практика хотя бы по нескольким спорам будет сформирована на уровне вышестоящих инстанций, тогда существует риск распространения этого явления в масштабах всей страны. Никто не может исключать, что текущие 14 дел через год не превратятся в 100 или 300. По большому счету, руками Генеральной прокуратуры можно будет любую частную собственность, которая имеет условно стратегическое значение для государства, изымать и передавать в публичную с последующей продажей обратно в частные руки.

— Чем обусловлено то, что эти иски появились только сейчас?

— Я думаю, что изначально цель была благая — исключить влияние иностранцев на стратегически важные предприятия и побороть элементы коррупции. Я говорю о тех предприятиях, которые действительно нельзя было приватизировать в начале 90-х. Или о тех случаях, когда действующие чиновники одновременно занимаются бизнесом. Но это начинает принимать формы, ничего общего не имеющие с правом. Есть вероятность, что появится отдельный тип предпринимателей, которые захотят воспользоваться этим трендом и в дальнейшем приобрести эти активы.

— Какие компании находятся сейчас в зоне риска?

— В красной зоне предприятия, которые так или иначе связаны с обороной и безопасностью, предприятия — производители тепловой и электрической энергии, сфера транспортной и речной инфраструктуры.

— Целесообразно ли компаниям, находящимся в зоне риска, проводить некий анализ, чтобы оценить вероятность предъявления иска со стороны Генеральной прокуратуры?

— Подготовиться к подобному процессу против Генеральной прокуратуры, а точнее, к неизбежности его результата невозможно. Особенно с учетом процессуальной специфики рассмотрения этих дел. Подобные споры рассматриваются в максимально сжатые сроки. По сути, суд не дает ответчику возможности нормально подготовиться к судебному заседанию, представить полный объем доказательств, истребовать необходимые документы, допросить свидетелей, иным образом собрать доказательства в обоснование своей позиции. Я бы рекомендовал всем компаниям, попадающим в зону риска, заняться сбором жизненно важных доказательств уже сейчас. Найти копию приватизационного дела начала 90-х — очень сложная задача, которую нельзя реализовать в течение пары дней. Одно из наиболее громких дел, дело «Волжского оргсинтеза», было рассмотрено АС Волгоградской области за месяц. Наши коллеги, которые представляли интересы ответчика, заявляли различные ходатайства: об истребовании доказательств, о назначении судебной экспертизы, о вызове свидетелей и т. д. И во всех этих ходатайствах им было отказано, на мой взгляд — совершенно необоснованно.

— Получается, что, по сути, нет никакого процесса?

— Мы буквально недавно с коллегами на одной из конференций обсуждали иски Генеральной прокуратуры. И в преддверии этой сессии один из коллег сказал: «А какой смысл вообще их обсуждать, если ничего общего с правом такие иски не имеют?» И я здесь не совсем разделяю его мнение. Конечно, подобные процессы имеют формальный характер. Наблюдать за ними — это как смотреть матч между Россией и Бразилией, где очевидно, что Россия выиграет, только если это соревнования по борьбе, а не по футболу. Но это вовсе не значит, что к ним не надо готовиться или бесполезно пытаться бороться против этих исков. Напротив, о них можно и нужно говорить, привлекать к ним внимание общественности. В них тоже нужно стремиться к победе. Так, например, после резкой критики исков о деприватизации, с которой выступило высшее руководство страны и представители бизнеса на Восточном экономическом форуме, Генпрокуратура сама отказалась от иска в отношении акций цементного завода. Или совсем недавно Генпрокуратура отказалась от иска против СУЭК и бизнесмена Андрея Мельниченко, от которых требовала акции СИБЭКО.

— Как проходят подобные споры?

— Эти процессы проходят в рекордно короткие сроки. В общей юрисдикции есть примеры, когда акции изъяли за две недели с момента поступления искового заявления в суд. Более того, решение было немедленно приведено к исполнению, что в принципе редкость для судопроизводства. Если мы посмотрим ст. 182 АПК, то увидим, что, если сторона просит о немедленном исполнении судебного акта, она должна не только обосновать это, но и предоставить обеспечение возможных убытков (внести денежные средства на депозит суда, предоставить банковскую гарантию). Этого просто нет. Но тем не менее соответствующие ходатайства и заявления суды удовлетворяют. 

— Что обычно Генпрокуратура указывает в качестве нарушений, которые были допущены при приватизации?

— Чаще всего Генпрокуратура заявляет, что компания относилась к списку предприятий, не подлежащих приватизации. Далее смотрят, кто должен был принимать решение о приватизации. Зачастую решения принимались на уровне субъектов, тогда как должны были приниматься федеральными органами власти. Второе основание для исков Генпрокуратуры: имущество было приобретено чиновниками на доходы, которые они не могут объяснить. Либо установлено, что это коррупционные доходы, то есть доходы, полученные в период ведения предпринимательской деятельности, которой они занимались во время исполнения своих должностных обязанностей. Здесь я поддерживаю позицию прокуратуры: с коррупцией надо бороться в том числе и такими методами. Однако важно, чтобы суды рассматривали подобные иски в рамках правового поля, не пренебрегая нормами закона. Третья группа исков основана на том, что иностранным лицам принадлежат стратегические предприятия страны. С одной стороны, выглядит логично, однако возникает вопрос, какие именно предприятия считать стратегическими, потому что Генеральная прокуратура достаточно широко толкует этот термин.

— Что касается споров по поводу приобретения имущества чиновниками. Кажется, этих дел намного больше, чем дел в отношении незаконной приватизации.

— Да, безусловно. Но я бы не стал их рассматривать как категорию дел о деприватизации. Я считаю, что эти дела относятся к борьбе с коррупцией, это правильный и справедливый тренд.

— Как Вы считаете, могут ли бывшие собственники на что-то претендовать после деприватизации? Ведь они за предшествующий период вложили огромные средства в развитие предприятий.

— Встречные иски собственников, как правило, суды возвращают. Думаю, что суды не заинтересованы в принятии встречных исков, поскольку стараются оберегать государственный бюджет от взысканий в пользу частных лиц. По закону лицо, у которого истребуется имущество, вправе претендовать на возмещение расходов, потраченных на улучшение вещи, имущества, предприятия. Это решается с помощью иска о взыскании неосновательного обогащения. В нашем контексте неосновательным обогащением казны РФ будет улучшенное предприятие, качественное состояние которого существенно изменилось по сравнению с началом 90-х. Однако суды используют разные юридические приемы, чтобы исключить взыскание неосновательного обогащения. Например, обвиняют частных собственников в недобросовестном поведении. Поэтому в возможность взыскания убытков с РФ я не верю.

— По какой причине?

— Исхожу из судебной практики. Могу привести красноречивый пример. Идет исполнительное производство, взыскателем является иностранная компания, должником — российское физическое лицо. В рамках исполнительного производства наложен арест на 12 земельных участков, каждый где-то 1,5 га, и, соответственно, у взыскателя теоретически есть возможность обратить взыскание на эти земельные участки и получить денежные средства. Что делает судебный пристав? Судебный пристав, находясь в очередном отпуске, почему-то решает, что ему нужно поехать в Росреестр, и незаконно снимает аресты. Вполне ожидаемо, что физическое лицо сразу же эти земельные участки продает.

— Чем эта история закончилась?

— Пристава осудили к пяти годам лишения свободы за превышение должностных полномочий. Взыскание стало невозможным, потому что земля была продана. Взыскатель на основании вступившего в силу приговора обратился с иском к РФ и говорит: «Раз твое должностное лицо совершило неправомерные действия и это установлено в приговоре, то, пожалуйста, компенсируй мне убытки». Здесь всего одна норма о возмещении вреда, причиненного незаконными действиями должностного лица. Задача для студента первого курса любого юридического вуза. Первая инстанция иск удовлетворяет, апелляция решение отменяет, кассация оставляет в силе решение первой инстанции. Ну казалось бы, справедливость восторжествовала. Что делает Верховный суд? А он оставляет в силе решение апелляции. Взыскатель проигрывает спор против РФ, и мне за подобный подход стыдно. Если в такой очевидной ситуации государство не готово расплачиваться за действия должностных лиц, то в ситуации, когда государство изымает акции, шансов хоть на какую-то минимальную компенсацию почти нет. 

— Что в случае деприватизации будет с залогом акций или долей? Сохраняется ли он либо аннулируется в силу того, что это некая процедура, которая очищает актив от обременений?

— Исходя из практики, банки привлекают к участию в деле, если есть залог в пользу банка, но это не влияет на сохранение залогов. Залоги являются недействительными в силу того, что неуполномоченное лицо заключило договор залога с банком. Поэтому бывший владелец акций оказывается в еще более затруднительном положении: кредитные обязательства у него сохраняются, актива уже нет, а он остается наедине с банком. И банк оказывается в ситуации, когда у него кредит был обеспечен акциями работающего предприятия, а залогов больше нет.