О сложностях в судебной системе, принципах взаимодействия со СМИ и о том, как впечатлить потенциального клиента, рассуждает Рустам Курмаев, управляющий партнер юридической фирмы «Рустам Курмаев и партнеры».

Рустам Курмаев
 

Чем ознаменовался для вас прошедший год?

Несмотря на то что яркими отличительными признаками 2022 года были новые вызовы и хаотичное нормотворчество, для нас он стал довольно успешным. Мы завершили несколько крупных проектов, что позволило фирме попасть в группу лидеров ведущего российского юридического рейтинга Право. ру — 300 в самых конкурентных категориях: разрешение споров, банкротства, уголовное право. Мы закончили год со стабильными финансовыми показателями, заняв пятое место по выручке в этом же рейтинге. Мы стали заметными игроками среди новых для нас направлений — антимонопольное право, интеллектуальная собственность, недвижимость и строительство.

В 2022 году нашей фирме исполнилось пять лет, и я очень рад, что за этот период мы сумели продемонстрировать клиентам и экспертному сообществу качество нашей работы и клиентоориентированный подход и стали заметной командой на юридическом рынке.

У меня складывается впечатление, что «Рустам Курмаев и партнеры» звучит чуть ли не из «каждого утюга». Адвокаты вашей фирмы выступают на федеральном телевидении, становятся героями видео популярных YouTube-блогеров, я уже не говорю про электронные издания — почти любая значимая новость сопровождается вашей оценкой ситуации. Как вам удалось завоевать такое внимание?

Думаю, что это логичный результат нашей кропотливой работы. К любому судебному процессу мы подходим как к научному проекту, прорабатываем ситуацию со всех сторон, в том числе со стороны правильности применения нормы права, корректности и адекватности сложившейся судебной практики. Когда мы видим, что сложилась негативная для нашего клиента судебная практика, но она, по нашему мнению, является ошибочной и неправильной, то мы не опускаем руки, а начинаем обосновывать суду свою позицию.

В результате существенное количество споров с нашим участием завершается принятием «прецедентных решений», которые изменяют судебную практику. Своими достижениями мы делимся с профессиональным сообществом, выступая на правовых и бизнес-конференциях.

Это привело к тому, что нас заметило журналистское сообщество. В ситуации, когда события требуют мгновенной реакции СМИ, журналист обращается к проверенным контактам, которые предоставляют оперативные и четкие комментарии «без воды». Наши юристы всегда на связи, быстро реагируют, поэтому вам и приходится их постоянно лицезреть.

Время от времени в сети появляются негативные публикации с вашим упоминанием. Мешает ли это вашей работе? Как вообще вы относитесь к таким ситуациям?

Знаете, существует интерпретация поговорки «собаки лают — караван идёт», согласно которой караван идёт именно благодаря лаю собак. Мне такая интерпретация близка, поскольку в силу своей профессии мы являемся публичными персонами, а значит, можем подвергаться обоснованной либо неконструктивной критике. И если мы что-то делаем неправильно, то посмотреть на себя со стороны глазами общественности бывает полезно.

Вы сами наверняка заметили, что такие негативные публикации чересчур экспрессивны и носят скорее бульварный окрас, при этом совершенно не описывают какие-либо факты. Если подобные материалы выходят в более крупных СМИ, даже неподготовленный читатель увидит, что автор, пренебрегая стандартами журналистской этики, даже не обращается за комментариями к героям своих публикаций.

О чем это может говорить? О том, что такие статьи выходят, когда ты кому-то из своих процессуальных оппонентов попал в болевую точку, с тобой не могут справиться в правовом поле и потому пытаются причинить ущерб через массмедиа.

К таким проявлениям я отношусь снисходительно. Во-первых, о слабых не пишут негатива, с ними справляются и без медиа. Во-вторых, некоторые юристы, проигрывая дело, вместо того чтобы провести работу над ошибками, найти слабые стороны своей позиции, изменить стратегию ведения дел, начинают обвинять в своей некомпетентности судей и оппонента. Поэтому наше появление в таких заметках, с одной стороны, показатель нашей эффективности, с другой — проявление слабости оппонентов.

Хотя такие медиакампании не очень частое явление в юридической среде, мой опыт говорит мне о том, что они тоже часть нашей профессии. Основной негатив пытаются выместить в первую очередь на адвокатах, а клиент остается в тени. Поэтому я вижу нас — адвокатов — как некий щит, который ограждает клиента не только в суде, но и от лишнего шума в информационном поле. Мы даем клиенту возможность заниматься своим бизнесом и не тратить время на черный PR.

Как относятся к этому клиенты? Безусловно, они видят, что в ситуации назревающего громкого и скандального процесса можно положиться на нас и быть уверенными, что мы готовы принять удар на себя.

Скажите, не было ли у вас обратного опыта, когда уже вы пытались повлиять на дело через СМИ?

Как я уже говорил, наши юристы активно развивают свой личный бренд. Поэтому в ситуациях, когда мы не согласны, например, с решением суда, мы открыто и публично об этом пишем и даем комментарии для СМИ, предоставляя на суд общественности свою аргументацию. Именно открытая позиция в совокупности с репутацией профессионалов, на мой взгляд, может привести к результату.

Вы как юрист наверняка сталкиваетесь с проблемами в судебной системе. Какие вы видите слабые места в ней?

Основной проблемой судебной системы я считаю ее закрытость, некую изолированность. Сейчас судейский состав формируется за счёт тех людей, которые пришли в систему специалистами, секретарями, затем выросли в помощников и только потом, возможно, стали судьями. Это рост изнутри. Судебная система не привлекает кадры из числа других представителей юридического сообщества, например научных специалистов, практикующих юристов, профессионалов из бизнес-среды. Это не очень хорошо.

Из положительного: последние семь-восемь лет в практике стали чаще делать упор на оценку добросовестности поведения сторон, и я считаю этот подход правильным.

Но при этом нужно понимать, что оценить, добросовестно действовало лицо или недобросовестно, может лишь человек с определённым жизненным опытом, а когда весь его жизненный опыт только пять — семь лет работы в суде, о чем может идти речь?

Были ли в этом году случаи, когда удалось внести изменения в судебную практику, какие-то необычные дела и решения?

Да, сразу несколько. Но расскажу в качестве примера об одном: были две компании, которые входили в группу, подконтрольную одному бенефициару. Одна из компаний оказалась в санкционном листе. Для того чтобы избежать попадания всей группы под санкции, санкционную компанию вывели из контура, формально поменяв участников, но де-факто эта компания осталась в рамках группы.

Возникла ситуация, которую мы назвали «антимонопольной ловушкой»: с одной стороны, это успешное избежание санкций, с другой стороны, когда ФАС видит, что две компании, которые раньше были в рамках одной группы, вместе участвуют в торгах, хотя и утратили формальную аффилированность, происходящее объявляется картельным сговором. В антимонопольной сфере штрафы огромные, оборотные, рассчитываются от суммы контракта. И нашим клиентам за такое, по сути, формальное действие, назначили штраф около 200 млн рублей. В рамках дела мы добивались признания незаконным решения антимонопольной службы, и суд, выйдя за пределы формального подхода, указал, что ФАС должна была оценивать причины, по которым компания устранила формальную аффилированность. В нашем случае то, что компания была включена в американский санкционный лист, стало адекватным объяснением. Своим решением суд обязал ФАС прекратить исполнение по делу в связи с отсутствием состава преступления. Это одно из первых дел, в которых суд расширил рамки рассмотрения вопроса и даже записал, что антимонопольный орган не должен формально подходить к решению.

Как бы вы охарактеризовали ваш стиль управления? Вы демократичный руководитель?

Я требовательный руководитель. У меня высокие стандарты качества, личные в первую очередь. И если я вижу небрежно выполненную работу, я, конечно, не буду смотреть на это сквозь пальцы.

Но при этом ко мне без бюрократии может прийти абсолютно любой сотрудник фирмы и рассказать о том, что его что-то смущает или ему что-то не нравится. Это правило было и в прежней компании, когда нас было очень много, это и сейчас так. Да, многие стесняются это делать и сначала идут к своему непосредственному руководителю. Но я в любом случае хорошо знаю даже самых младших сотрудников нашей компании.

С сотрудниками понятно. А есть ли клиенты, которые уходили от вас, но потом возвращались?

Такие случаи, конечно, бывали, но куда интереснее ситуация, когда клиентами становятся твои бывшие оппоненты. Я даже шучу на эту тему, что лучший способ дать потенциальному клиенту оценить качество нашей работы — это продемонстрировать свою экспертизу в суде, представляя противоположную сторону.

Какие у вас планы на 2023 год? Есть ли какие-то ожидания?

Планы — не сдерживать темп, развиваться, быть готовым к новым вызовам. Мы сейчас активно ищем партнеров, готовых возглавить антимонопольное и налоговое направления в нашей фирме. Так как наши текущие клиенты доверяют качеству нашей работы, за последний год также появилось несколько крупных корпоративных M&A проектов, которые мы успешно реализовали, несмотря на то что мы изначально не позиционировали себя экспертами в этом направлении. Так что не исключаю и того, что мы вырастем не только по объему проектов, но и количественно.